Георгий Гачев,

доктор филологических наук

 

Отрывок из книги

"Национальные образы мира. Кавказ. Интеллектуальные путешествия из России в Грузию, Азербайджан и Армению". Ц Москва, Академический проект, 2002

 

 

8.XI.92.а Из сверхъидей и архетипов, пронизывающих Армянство, "Черное солнце" тут сильно пышет и формирует "лица необщье выраженье" этого Космо-Психо-Логоса. Это не то "черное солнце", что взвидел на небе Григорий Мелехов, похоронивши Аксинью. Нет, оно не в небе и снаружи, а в земле, в недре Матери-и и внутри человеческого существаа Ца некий центр тяготений и энергий, центростремительных туда и отводящих взгляд от неба и света наружи. И там вулкан стиснутый, окованный, гнетет... Вон как у современного поэта, армяно-иудея из Одессы, пишущего по-русски, Эдвига Арзуняна[1], это выражено:

 

яа песчинкаа в бесконечном море

на летящем острове Земле

мне в удел даны лишь ночь да горе

с редкими просветами во мгле

 

Он страдает, да, но и любит это состояние, оно Ц родное:

 

я знаю я мертвец я камень я природа

весь смысл в бездействии и хаосе... с ума

сошли вы все... да здравствует свобода

от жизни... да восторжествует тьма

 

Вот новый вариант "Вакхической песни" пушкинской, армяно-советский ее извод, ибо плюс к армянству еще и душевное состояние людей времен "застоя" тут выражено:

 

ва этиа годыа мрачныеааа

ва этиа годыа душныеа

развелисьа невзрачныеаа

люди равнодушные

 

Но эта вдавленность в землю, в себя, в помещение, прочь от пространства Ц интимный вектор армянства. Тут душа Ц при себе:

 

яа хочу рассказать ни о чема

я хочу рассказать никому

я хочу заложить кирпичом

все проходы к себе самому

 

"В стену равнодушия я вмурован" Ц тот же образ. Или:

 

мира катитсяа в кромешный ада

а мы твердим про цель

и каждый втихомолку рад

в свою забиться щель

 

"Щель", "колба", "гроб" Ц варианты закрытого пространства, космос, где царит МА-ТЬ = ТЬ-МА.

 

я стучу по затылкуа

как в пустую бутылкуа

а потом стучу в лоб

как в наполненный гроб

 

Лоб, ум Ц мучитель, но и освободитель. Веселый Ум (как Зеленый шум) Ц жизненная стихия Арзуняна. С умом он повсюду дома: УМ = ДОМ.

По долгу службы жизни "как все "вожделеет он и женщину, однако, свободнее ему вот как:

 

люблю я гладить тех зверей

и нежно целовать

но я поставил у дверей

тяжелую кровать

 

и сам я лег на ту кроватьа

чтоб ты не шла ко мнеаа

я буду ночью ревноватьааааа

твоих зверей к луне

 

Но мне в себе не скучно, потому что в меня вмурован простор жизни, и я ее арена. Там Ц "Мой зверинец":

 

во мне живут четыре зверяа

и кот и пес и конь и волк

они живут во мне не веря

что в этом есть какой-то толк

они мяукают и лаюта

и ржут и воют день и ночьаа

они напомнить мне желаютаааа

что выйти из меня не прочь

 

Вот какие субстанции и энергии, и у каждой Ц свой интерес и цель, свой звук и хоть:

 

кота хочет выпрыгнуть в окошко

туда где промелькнула кошка

его за это я ругаю

ноа иногда с цепи спускаю

пес хочет выскочить в ворота

и за штаны поймать кого-то...а

коньа хочета проскакатьа галопомааа

поа всема Америкама Европам...

 

Ц мечта советского невыездного,

 

аа волка проводита время воя

о том что он желает боя

его совсем я не ругаю

зато с цепи и не спускаю

 

И что же? Как жить в таком разрыве? Не человек, а "разрыв-трава".

 

воа мнеа живут четыре злюки

и волк и конь и пес и кот

они замучились от скуки

жить на цепи который год

они мяукают и лаюта

и ржут и воют день и ночь

они напомнить мне желаюта

что разорвать меня не прочь

 

Человек-взрыв, расширяющаяся вселенная, что втиснута в худощавого человечка среднего роста с меланхолическими черными глазами. Он обессилен разнонаправленными векторами своих желаний выйти из себя в мир: к женщине, в дружбу, в путешествие, в драку политики; но так как разнонаправленные стремления погашают друг друга, ему остается скука и динамическая неподвижность.

Характерен и жизненный выбор армяно-иудея Арзуняна. Он, конечно, в разладе с советской действительностью, но не выходит наружу диссидентствовать и бороться, печатать в самиздате тут или за границей, нет: ему для самочувствия и самоуважения достаточно писать в себя, "в стол". И здесь не только страх попастьаа в тюрьму или психушку (хотя и это есть), а и привычка к самоудовлетвореннойа жизни в себе, внутри, под воздухом и пространством событий, истории, в катакомбах земли и в оболочке себя. Недаром в диссидентском движении эпохи "застоя"аа так мало армян. И если Арзунян слагает такие стихи Ц

 

мои стихи не музыкаа

прекраснозвучных лир

они записка узника

переданная в мир Ц

 

не торопитесь при этом общественно-политически ахать и сострадать поэту под гнетом власти и цензуры; тут поглубже: экзистенциальный узник он Ц у самого себя в заключении. А из этой тюрьмы выдраться Ц большой подвиг. Да и зачем выдираться, когда там Ц целая своя жизнь и ткань?

яа маленькийа паучишкааа

плетущий свои паутины

и давят меня ногами

огромные кретиныа

аа яа пожираюа мелочьаа

попавшуюа ва паутины

и вырасти мечтаю

как огромные кретины

 

Человек из подполья! В России этот персонаж там страждет и рвется в открытое пространство наружи и кричит, речист-многоглаголен: не нормально такое обитание в космосе-то "бесконечного простора". А армянину в подполье бытия как-то и не плохо: ведь он под полой у Матери-и Земли, в ее толще залегает. И там тяготение "черных дыр" его Вселенной. Тяготение Земли пересиливает всемирное тяготение Неба.