Э. Тополь

"Россия в постели". –

М., АСТ, 2001.

 

 

В русском языке нет такого осторожного словосочетания, как "заниматься любовью", и смысл этого термина передают в России более грубыми словами, из которых самые цензурные – "иметь" и "трахаться". Итак, в самом центре России, в городе Горьком, я "трахнул", как я считаю, идеальную русскую женщину. (Стр. 10).

 

Но чем больше мы говорили с Любой о ее стихах и песнях, тем, казалось мне, я все дальше удалялся от своей первоначальной задачи соблазнить ее. Словно я ушел из той зоны, где мужчина и женщина чувствуют друг в друге самца и самку, и перешел в какую-то другую область – бесполую. (Стр. 16).

 

Трижды звонил в мой номер режиссер, он уже трахнут парикмахершу, отпустил ее домой к мужу и теперь изнывал от безделья и интересовался моими успехами: сколько палок я уже кинул? (Стр. 16).

 

В России вы никогда не можете быть уверены в намерениях женщины, даже если она по своей воле пришла вечером к вам в гостиничный номер или в вашу квартиру. Взрослая на вид женщина может оказаться девственницей или ханжой, – изнывая от желания, умирая от похоти, она ни за что не снимет трусики. (Стр. 17).

 

Люба быстро и легко освободила меня от первого напора дурной спермы, и сделала это чисто, спокойно, почти, я бы сказал, по-матерински или как медсестра. (Стр. 22).

 

Почти двести страниц Толстой готовит нас к моменту, когда Каренина наконец-то отдастся Вронскому, но как Толстой описал этот знаменательный момент? Вся постельная сцена опущена, то, ради чего был предан муж, сын, семья, положение в обществе, то, о чем мечтала Анна всю первую часть романа – трахнуться с Вронским, или, как пишет сам Толстой, «то, что почти целый год для Вронского составляло исключительно одно желанье его жизни, заменившее ему все прежние желания; то, что для Анны было невозможною, ужасною и тем более обворожительною мечтою счастия, – это желание было удовлетворено». Вот и все! «Было удовлетворено». А как удовлетворено? Каким способом? Что чувствовал Вронский, когда раздевал Анну? Когда взял рукой ее грудь? Что ощущала Анна, лежа под ним? Опытный, знавший толк в сексе граф Толстой, сам перетрахавший сотню, если не больше, своих крепостных девок, скрыл от нас все, кроме одной малозначительной подробности, – это произошло на диване, «...она вся сгибалась и падала с дивана, на котором сидела, на пол, к его ногам; она упала бы на ковер, если бы он не держал ее.

– Боже мой! Прости меня! – всхлипывая, говорила она, прижимая к своей груди его руки...

Было что-то ужасное и отвратительное в воспоминаниях о том, за что было заплачено этою страшною ценой стыда». (Стр. 24-25).

 

Морят нас врачи бромом, т. е. каждое утро подливают на кухне в котел с овсяной кашей раствор брома, чтобы успокоить горячие солдатские сны. (Стр. 46).

 

Боже, что я выделывал с этой Быстрицкой в своей солдатской постели! Как я драил, харил, шворил ее, звезду советского экрана, – да я ли один! (Стр. 46).

 

Но когда вы ломаете целку, вы имеете дело с целым набором побочных, отвлекающих комплексов, и очень часто это только работа, сексохирургическая операция, которая даст наслаждение лишь назавтра, а точнее, даже напослезавтра, потому что на следующий день у девочек там с непривычки так болит, что трахать их назавтра невозможно. (Стр. 65).

 

Они всаживались в ее тело, они харили ее, шворили, драили, и она терпела боль и тупое трение в покорном ожидании, что, может быть, хотя бы в конце операции произойдет Нечто. Но Нечто не происходит таким образом. (Стр. 84).

 

   Здесь он каждый день кадрит новую грудастую провинциальную блондинку, выдавая себя за француза, который учится в Институте кинематографии. (Стр. 112).

 

Они легко отшивают всех прочих молодых и явно безденежных уличных искателей лирических приключений, но при появлении нужных им «кадров» легко идут на сближение и столь же легко принимают приглашение поужинать в ресторане. (Стр. 112-113).

 

А то и сами намекают, что надо бы сначала поужинать в ресторане, потанцевать, а уж потом... «Потом» чаще всего не происходит, так как эти девицы, так называемые «динамо», или «динамистки», поужинав за счет своих ухажеров в хорошем ресторане, умело смываются от них в конце вечера, чаще всего перед десертом. (Стр. 113).

 

Я полагаю, что самым романтическим обстоятельством в русском сексе является не проблема «кого» и «как», а проблема «где». (Стр. 113).

 

Второй фильм на эту тему, «Двое в городе», с крупнейшими советскими кинозвездами Михаилом Ульяновым и Алисой Фрейндлих, целиком посвящен тому, как два взрослых человека, мужчина и женщина, встретившись и влюбившись друг в друга в Москве, ищут место для ночлега. Весь фильм ищут место, где они могли бы отдаться друг другу, да так и разъезжаются из Москвы, не пригубив из чаши любви... (Стр. 115-116).

 

Вы можете раздеть их догола, зацеловать допьяна, но вот снять трусики – это подчас немыслимая проблема, они ухватывают их руками, скрещивают ноги мертвой хваткой, барахтаются, но если вам все-таки удалось снять или просто разорвать трусики – всё, женщина обмякает и сдается и даже сама раздвигает ноги в позу первой готовности. (Стр. 123-124).

 

В ней было килограммов пятьдесят, не больше, она вся была просто одним маленьким влагалищем, узким и теплым, а весь остальной ее вес был только обрамлением этой теплой глубокой штольни. (Стр. 127).

 

По вечерам в окрестном кустарнике слышался сдавленный шепот, быстрое дыхание, невольные короткие вскрики и расклеивающиеся звуки поцелуев-засосов. (Стр. 140).

 

Каждое утро в мусорных ведрах находили выброшенные изорванные, в пятнах крови простыни, трусики, майки – девичьи целки лопались в пионерском лагере, как хлопушки во время карнавала. (Стр. 140).

 

Мы целовались. Ее глаза были плотно закрыты, но наши губы уже давно поняли свою несложную работу, они то ласкали друг друга с голубиной нежностью, то впивались друг в друга с мощью вакуумного насоса, а то и просто кусались – губы кусали губы. И снова – жадные, взасос поцелуи. (Стр. 155).

 

Если кто-нибудь утверждает, что человечество уже вышло из пещерного возраста, – не верьте. Разве не об этом пещерном моменте насилия над девственностью мечтает каждый мужчина?.. Да, это и есть момент истины – то, что осталось в нас от прапредков, – войти, вломиться в тело другого человека и омыть себя не только плотью его, но и кровью. Может быть, поэтому так тянет мужчин к девчонкам – омыть свой член молодой горячей кровью... (Стр. 160-161).

 

На самом социальном дне стоят так называемые шалавы – грязные, вечно полупьяные, бездомные проститутки, которые делятся на шалав вокзальных и шалав парковых. (Стр.168).

 

Над блядями стоят только проститутки и патентованные проститутки, т. е. обладательницы "патента" на занятие своим ремеслом. Иными словами – проститутки по обслуживанию иностранцев, сотрудничающие с КГБ. (Стр. 169).

 

Мне кажется, что на Западе нет такого сексуального сервиса – "проституция в такси", это чисто советское изобретение, возникшее как результат жилищного кризиса и суровых гостиничных законов. <...> Как говорят в России, голь на выдумку хитра. Проститутки объединяются с шоферами такси и работают, так сказать, "в тандеме". Она кадрит клиента в вестибюле гостиницы или возле нее, сажает его в такси, и шофер такси везет их за город и при появлении первого же московского лесочка сворачивает с шоссе на обочину, к лесной опушке. Здесь он останавливает машину и уходит на полчасика "цветы собирать". Девочка остается в машине или, если погода хорошая, стелет рядом с машиной одеяльце и обслуживает клиента на лоне чудной подмосковной природы и под тихий стук счетчика такси. За час такой работы такса проститутки – десять рублей, плюс клиент обязан оплатить все, что настучало на счетчике. Выручку проститутка и шофер чаще делят поровну... (Стр. 171, 174).

 

И вот тут выходит на такого провинциала существо абсолютно безопасное –тринадцатилетняя девочка с невинными глазами и пухлыми губками. И говорит прямо в лоб, без обиняков:

– Дядя, у тебя ширинка сейчас лопнет. Хочешь, пососу?

"Дядя" аж потеет от такого предложения, но детские глаза смотрят открыто и в упор, и ротик улыбается насмешливо:

– Пойдем за кустики, я тебя облегчу. А то у тебя сейчас яйца лопнут... (Стр. 176).

 

Как я уже писал, в нашу молодежную телевизионную редакцию регулярно поступали сведения о подростковой преступности, и так мы узнали о несовершеннолетних минетчицах в парке "Сокольники". Позже, когда их арестовала милиция, медицинская экспертиза установила, что все они – все сорок – девственны. (Стр. 177).

 

А когда им удается ускользнуть от ленивых сторожей за пределы колонии, они тут же насилуют первого попавшегося на пути мужчину – валят на землю, связывают, обнажают пенис и возбуждают его, а затем обвязывают веревочкой у корня, чтобы не опал, и насилуют все по очереди до тех пор, пока сторожа и воспитатели колонии не загонят их назад, в колонию. (Стр. 177).

 

– Еще! Вот так! Засади ей! Во дает! В жопу! (Стр. 198).

 

Эта сука, курва, хабаровская шлюха – как она смела приехать сюда, в эту же киногруппу, и на глазах у всех трахаться уже не со мной? (Стр. 214).

 

Он все еще встречался со своей виолончелисткой, он гулял с ней по концертам и кино, целовался в ее машине, а когда яйца уже распухали от спермы, вызывал Зинку как "скорую помошь". (Стр. 237).

 

И вообще она мстила им всем – всем мужчинам, которые насиловали ее тело с шестнадцати лет, пользовались ею как лоханью для спуска дурной спермы, даже этот, любимый. (Стр. 240).

 

"Не хотелось честно/ Хлебец добывать,/ Ну, уже известно,/ Надо блядовать". (Н. Некрасов, "Блядь"). (Стр. 242).

 

Но я тебе скажу: она эти деньги отрабатывала! Гад буду! (Стр. 249).

 

Деньги были, денег мы много за лето сколотили, у меня на книжке полтора куска, и у нее тысчонка  была. (Стр. 252).

 

Женщина тогда блядь, когда продает тело свое без любви, и замужняя женщина, не любящая мужа, есть блядь; напротив, женщина, которая в жизнь свою дает 500 человекам не из выгод, а хотя бы по сладострастию, есть честная женщина, и уж, конечно, честнее многих женщин, которые, кроме глупых мужей своих, никому не дают. (В. Белинский). (Стр. 256).

 

Но видимо, в подсознании остался рефлекс грудного ребенка, и когда вы сосете что-то живое, теплое, когда вы можете забрать это к себе в рот, как когда-то забирали в рот материнскую грудь, рефлекс срабатывает и возрождает память о младенческом наслаждении. (Стр. 285).

 

Виталий Борисович бессильно отстранился от меня, я все еще стояла на коленях, утирая слезы и соленые губы, и тут я увидела то, что поразило меня больше всего в этот день: этот большой предмет, который я искала столько дней и нашла наконец, он на моих глазах стал вдруг уменьшаться и уменьшаться, не только прячась куда-то внутрь, но и обвисая крючком, как малюсенькая сосиска. (Стр. 288-289).

 

К тому же чисто психологически это было для них куда проще, ведь лишать пятнадцатилетнюю девочку девственности и хлопотно, и ответственно – это статья 171-я Уголовного кодекса, "растление несовершеннолетних", а тут – никаких хлопот, снял плавки, дал отсосать и – будь здорова! (Стр. 292-293).

 

 А когда и это иссякало – мы занимались тем, что называется "69". (Стр. 356).

 

"Целочка, – называл он меня. – Ты моя Целочка! Иди ко мне! (Стр. 357).

 

Ну, не то чтобы совсем одолел, но Роману пустил юшку из носа, а Сашке завернул руку за спину так, что тот этой рукой два дня пошевелить не мог. (Стр. 369).

 

И я чувствовала, что он имеет меня не просто как очередную бабу, но еще и как свою добычу, которую завоевал в бою, с кровью, как хозяин, как властелин. Но именно эта его власть надо мной и приносила мне дополнительное наслаждение. (Стр. 370).

 

Да, восемнадцатилетняя девчонка, я своим тонким, хрупким телом, девичьей грудью и тем самым местом, которое почему-то называют "срамным", я победила своего победителя, покорила его. (Стр. 371).